Когда недавно умерший
Вскоре после прихода к власти в Китае председателя Мао идеалистически настроенные студенты колледжей узнали, что политическая верность Мао и коммунистической партии — это самая важная добродетель, которую они должны продемонстрировать. Коммунисты или комсомольцы присутствовали на каждом приеме пищи и в каждой комнате общежития. Историк Франк Дикёттер в своей книге
Несмотря на суровые уроки истории,
В современной Америке сон пока не контролируется, но некоторые считают, что “мыслепреступления” существуют.
Китайско-американский ученый,
Сегодня, по словам Ли, “революционный авангард Запада также состоит из молодых, хорошо образованных людей, работающих в элитных профессиях, непропорционально большое число которых являются выходцами из элитных учебных заведений”, которые охотятся за “тайными расистами”.
Ли заметил еще одну зловещую параллель: “В Китае ни одна книга, будь то об астрономии или швейных выкройках, не могла не содержать предисловия с восторженными похвалами в адрес председателя Мао, снабженного цитатами из его собрания сочинений. Точно так же сегодня [западные] компании, продающие что-либо… чувствуют необходимость преклонить метафорическое колено перед “протестующими”.
Прежде чем идти по этому маоистскому пути дальше, мы должны проанализировать, с чего все началось. Во-первых, у коммунистической революции не было медового месяца; Мао никогда не был хорошим парнем, чья революция вдруг пошла не так. Мао всегда был злобным тоталитаристом. Гибель десятков миллионов людей не была непреднамеренной или непредсказуемой.
В 1940-х годах Енань (Яньань) был эпицентром китайской коммунистической революции. В своей
Чанг и Холлидей объяснили, что Мао “пошел гораздо дальше, чем Гитлер или Сталин: он превратил соратников в тюремщиков, причем бывшие соратники — заключенные и тюремщики жили в одних и тех же помещениях”. Террористическое “нововведение” Мао привело к огромному усилению репрессий:
Таким образом, Мао не только вбил огромный клин между людьми, работающими и живущими бок о бок, он значительно увеличил число людей, непосредственно вовлеченных в репрессии, включая пытки, сделав орбиту значительно шире, чем у Сталина или Гитлера, которые в основном использовали тайные элиты (КГБ, гестапо), державшие своих жертв в отдельных, недоступных для остальных местах.
Главным продуктом коммунизма были не товары и услуги, а “допросы и ужасающие массовые митинги, на которых одних молодых добровольцев заставляли признаваться в том, что они шпионы, и называть имена других перед большими, доведенными до исступления толпами”.
Доминирующей эмоцией, вызванной контролем коммунистов, был “страх”, который Чанг и Холлидей описали как невыносимый.
Когда вас не допрашивали и когда вы не орали “истерически” лозунги на митингах, вы участвовали в “собраниях по индоктринации”. Те несколько минут, когда вы оставались одни, “поглощались… написанием “анализов мыслей””. Мао приказывал: “Заставьте каждого написать свой анализ мыслей, и писать три раза, пять раз, снова и снова… Пусть каждый выложит все, что он когда-либо скрывал, пусть выложит то, что не очень хорошо для партии”.
Каждый становился информатором, докладывая даже о себе. Чанг и Холлидей рассказывают, как “всем было велено записывать информацию, переданную неофициально другими людьми — режим называл это “маленькое радио””. Один ветеран революции рассказывал: “Ты должен был записывать то, что сказал X или Y, а также то, что сказал ты сам, если это было не очень хорошо для партии”.
Критерий “не очень хорошо” является расплывчатым, поэтому “из страха люди всегда будут делать ошибку в сторону преувеличения”.
Сегодня американские прогрессисты просматривают твиты в поисках “маленького радио”. Вы можете поставить под угрозу свою работу, если вам понравится “не очень хороший” пост в социальных сетях.
Марк Тыкочински, президент Университета Томаса Джефферсона и декан его медицинского колледжа, лайкнул твиты, в которых ставились под сомнение вакцины COVID, операции по смене пола для детей и университетские офисы разнообразия. Журналистка
В современных американских студенческих городках студентов поощряют создавать
Палата представителей штата Миннесота
Сегодня в Америке, в свете разоблачений правительственного шпионажа за американцами, мы слышим тех, кто легкомысленно говорит: “Мне нечего скрывать”. Эти люди не имеют ни малейшего представления о свободе, которой они лишаются.
В Китае времен Мао, объясняют Чанг и Холлидей, “концепции частной жизни не существовало, потому что коммунист должен был отвергать частное”. Любой признак сопротивления доносу “считался “доказательством” того, что сопротивляющийся человек был шпионом, на том сомнительном основании, что: “Если ты невиновен, то не должно быть ничего, о чем нельзя было бы сообщить партии”.
В ходе имплементации приказов Мао в одном из колледжей, один мужчина спросил: “Нам обязательно записывать наши ночные разговоры с женами?”. Вскоре его признали шпионом, как и всех преподавателей и административных работников колледжа кроме одного.
Чанг и Холлидей рассказали, как Мао разрушил узы доверия и препятствовал обмену мнениями:
Подавляя “маленькое радио”, [Мао] также перекрыл практически единственный неофициальный источник информации в условиях, когда он полностью контролировал все остальные каналы. Внешняя пресса была недоступна, и никто не имел доступа к радио. Также нельзя было обмениваться письмами с внешним миром, включая свою семью: любое сообщение из националистического района было доказательством шпионажа.
При Мао независимое мышление было мертво; “индоктринация и террор превратили живых молодых добровольцев в роботов”.
Ирония, сатира и юмор были уголовно наказуемы; эти преступления назывались “Говорение странных слов”. Мао хотел иметь роботизированные машины. Чан и Холлидей заметили: “Ему не нужно было активное, добровольное сотрудничество (ведь добровольность, в конце концов, может означать и отказ). Ему не нужны были добровольцы. Ему нужна была машина, так что когда он нажимает кнопку, все ее шестеренки работают в унисон.”
В 1944 году, когда журналисты были допущены в Енань, один из них описал “жуткое однообразие”. Журналист писал: “Если задать один и тот же вопрос двадцати или тридцати людям, от интеллектуалов до рабочих [на любую тему], их ответы всегда более или менее одинаковы… Даже в вопросах о любви, похоже, существует точка зрения, которая была определена на собраниях”.
Эти рвущиеся в бой добровольцы и студенты “коллективно и от души отрицали, что у Партии есть какая-либо прямая власть над их мыслями”. Точно так же, некоторые американцы не беспокоятся о нарушениях приватности и свободы слова.
Впереди были еще бесчисленные миллионы людей, погибших во время
Каждый должен был рассказать ужасные подробности о семье и друзьях. Дикёттер рассказывал: “Даже мимолетные впечатления должны были фиксироваться и тщательно изучаться, поскольку они часто выявляли скрытого буржуа под маской социалистического конформизма”.
Ненависть присоединилась к страху в качестве доминирующей эмоции; любовь и сострадание были вытеснены. Дикёттер описал печальную реальность маоистской страны, обезумевшей от ненависти:
[буддийские] монахи, точно так же, как и учителя, профессора, инженеры или предприниматели, должны были исправиться, осудить друг друга, отказаться от “феодальной идеологии” и продемонстрировать свою ненависть к классовым врагам. Исчезла идея сострадания и доброты ко всем живым существам.
Без свободы мысли прогресс невозможен. Когда у человека нет свободы для процветания, ненависть торжествует над любовью. Маоизм принес смерть и разрушение; сегодняшние маоисты будут делать то же самое.
Перевод: Наталия Афончина
Редактор: Владимир Золоторев
Барри Браунстайн
Сообщение опубликовано на официальном сайте «socialcreditsystem.ru» по материалам статьи |