На протяжении многих лет нам говорили, что поскольку социальные сети находятся в частной собственности, их информационную политику нельзя назвать цензурой, это просто один из элементов управления. Затем мы узнали, что они работают рука об руку с правительством, и эта проблема стала еще более мутной.
Теперь сделан следующий шаг: федеральное правительство создало Совет по управлению дезинформацией (буквальный перевод названия учреждения кажется нам более точным, — ред.), работающий при мега-бюрократическом Департаменте внутренней безопасности, который возглавляет идеологический фанатик, и ненавидящий свободу слова.
Будет ли бюрократия заниматься политической деятельностью? В этом суть проблемы. Мы знаем об этом из истории США.
Конституция США была ратифицирована в 1789 году, в нее была включена первая поправка, гарантирующая право на свободу слова. Казалось, что вопрос свободы слова решен. Но на самом деле, всего девять лет спустя идея свободы слова подверглась первому испытанию
При всей склонности в наши дни восхвалять (или осуждать) преданность отцов-основателей свободе, внутри этой группы всегда существовали разногласия. Для многих из них использование насилия для подавления инакомыслия с помощью нападок на свободу слова оказалось весьма заманчивым.
Ради борьбы с врагами и укрепления власти федерального правительства был принят Закон о подстрекательстве, который, в частности, гласил:
И далее постановляется, что если кто-либо напишет, напечатает, произнесет или опубликует, или сделает так, чтобы было написано, напечатано, произнесено или опубликовано, или сознательно и добровольно окажет помощь или содействие в написании, напечатании, произнесении или публикации любого ложного, скандального и злонамеренного письма или сочинения против правительства Соединенных Штатов, или одной из палат Конгресса Соединенных Штатов, или Президента Соединенных Штатов, с намерением опорочить упомянутое правительство, или одну из палат упомянутого Конгресса, или упомянутого Президента, позорить любую из них; или возбудить против них, или любого из них, ненависть доброго народа Соединенных Штатов, или разжечь смуту в Соединенных Штатах, или возбудить любые незаконные действия в них, для противодействия или сопротивления любому закону Соединенных Штатов, или любому акту президента Соединенных Штатов, совершенному во исполнение любого такого закона, или полномочий, возложенных на него конституцией Соединенных Штатов, или для сопротивления, противодействия или поражения любого такого закона или акта, или для помощи, поощрения или пособничества любым враждебным замыслам любого иностранного государства против Соединенных Штатов, их народа или правительства, то такое лицо, будучи осуждено за это в любом суде Соединенных Штатов, имеющем соответствующую юрисдикцию, наказывается штрафом, не превышающим двух тысяч долларов, и тюремным заключением, не превышающим двух лет.
Два года тюрьмы за критику президента? Да, так и было. Таков был закон. Это кажется невозможным, ведь еще не высохли чернила Первой поправки. Но стремление людей, стоящих у власти, подавить свободный поток идей является характерной чертой любого государства
Заметьте, что закон не делает незаконной критику вице-президента. Это потому, что им был Томас Джефферсон, самый большой критик федералистов.
Этот закон вызвал возмущение общественности, что привело к неожиданной победе Джефферсона на президентских выборах в 1800 году. Срок действия закона закончился. К власти пришли антифедералисты, которые были более дружелюбны к торговле и строги к ограничениям правительства. Централизаторы и любители цензуры держались в стороне еще 60 лет, пока не появился новый вызов (имеется в виду гражданская война, — прим. ред.) Затем еще один и еще. В 1918 году, в военное время, был принят новый закон о подстрекательстве, и так далее.
По закону 1798 года большая часть современных социальных сетей была бы вне закона. Большинство книг о политике вообще не были бы опубликованы. И да, по этому закону люди привлекались к ответственности, почти все газеты, выступавшие против правящей партии (нападки на свободу слова всегда носят партийный характер).
Большинство из нас воспитывались в убеждении, что свобода слова — один из самых устоявшихся принципов права и государственной политики. Мы отказались от цензуры прошлого. Мы признаем свободу слова важнейшим правом человека. Нам рассказывают истории о борьбе за эту свободу на протяжении всех лет обучения в школе.
Все это прекрасно… до тех пор, пока свобода слова не становится практикой, как это происходит сегодня, благодаря массовому распространению коммуникационных технологий. Мы наконец-то получили то, чего всегда хотели, — всеобщее право и возможность в одно мгновение обратиться к человечеству с собственными мыслями.
И оказалось, что многим людям это не нравится.
Странно, но факт: огромное количество людей больше не убежденны в том, что свобода для всех лучше, чем контроль. Когда-то мы верили, что свобода создает условия, при которых истина имеет шанс пробиться сквозь шум, в то время как попытка контроля приводит к политизации того, что нам позволено и не позволено слышать. Да, свобода не гарантирует никакого конкретного результата, но она дает шанс на хорошие результаты, укрепляя при этом другие важные вещи, такие как права человека.
В наши дни для некоторых людей этого недостаточно.
В современных дебатах поражает то, что цензура никогда не была менее жизнеспособной, чем сегодня. Попробуйте подавить доступ на одной площадке, и он тут же появится на другой. Дайте понять, что некоторые идеи здесь не приветствуются, и вы вдохновите невидимую армию поборников этой идеи на создание еще одной площадки. Вы можете блокировать, запрещать и исключать с помощью известных технологий с единственным результатом, что то же самое появится в другой технологии, о которой вы не знали.
В этом и состоит великолепие децентрализованной и высококонкурентной системы обмена и распространения информации. Подумайте вот о чем: с конца Второй мировой войны и до президентства Рейгана существовало всего три телевизионные сети. Основное влияние на содержание программ оказывало правительство. Эти сети стали считать себя общественными службами, правящим классом, защищенной элитой, и ежедневно распространяли каноны гражданской религии.
Все это исчезло в 1990-х годах. Картель рухнул, породив лавину информации, которая сегодня только набирает силу, несмотря на все попытки ее подавить. Теперь мейнстримные крупные СМИ занимают лишь небольшой процент внимания людей по сравнению с миллионами других возможных мест. Даже тоталитарные режимы не смогли успешно остановить это.
Определенная группа людей продолжает считать, что причиной поразительных результатов выборов 2016 года стал мир свободно распространяющейся информации. После 18 полных месяцев отрицания и осуждения возможного победителя и уверенных предсказаний результата, который не был достигнут, доверие к старому истеблишментному источнику новостей в обществе стало минимальным.
Реваншисты среди нас по-прежнему хотят сравнять счет и готовы сделать это путем уничтожения Первой поправки. не говоря уже о множестве альтернативных площадок, угрожает этой схеме. Также очень возможно, что последние и наиболее наглые попытки закрыть дебаты приведут к общественной реакции, как это было в 1800 году.
Милль был так же прав в отношении свободы слова, как и в отношении Никакая власть не может заменить активность, креативность и адаптивность человеческого разума. Нам нужны системы, которые будут поощрять эти качества, а не попытки скрытыми методами навязать контроль над мыслями в стиле Оруэлла.
Идеи сильнее армий, и стремление к цензуре — это неявное признание этого. Тем не менее, это не сработало в 1798 году и, конечно, не сработает в 2022 году.
Перевод: Наталия Афончина
Редактор: Владимир Золоторев
Джеффри Такер
 |
Сообщение опубликовано на официальном сайте «socialcreditsystem.ru» по материалам статьи |