Большая перезагрузка, часть IV: "Капитализм стейкхолдеров" против "неолиберализма"

Любое обсуждение “капитализма стейкхолдеров” должно начинаться с фиксации парадокса: “капитализма сейкхолдеров” как и “неолиберализма”, его заклятого врага, не существует. Не существует такой экономической системы, как “капитализм стейкхолдеров”, точно так же, как не существует такой экономической системы, как “неолиберализм”. Это просто призраки, противостоящие друг другу в бесконечной борьбе.

В реальности существует не “капитализм стейкхолдеров” и “неолиберализм”, а авторы, которые пишут о “капитализме стейкхолдеров” и “неолиберализме”, а также компании, которые думают, что у них есть обязательства перед стейкхолдерами в дополнение к обязательствам перед акционерам. Но если Клаус Шваб и Всемирный экономический форум (ВЭФ) добьются своего, то появятся правительства, которые с помощью нормативных актов и угрозы обременительного налогообложения заставят компании подписаться на перераспределение в пользу стейкхолдеров.

К стейкхолдерам, помимо акционеров, относятся “клиенты, поставщики, сотрудники и местные сообщества “¹. Но для Клауса Шваба и ВЭФ рамки капитализма стейкхолдеров должны быть глобализированы. Поэтому для них стейкхолдер — это любой человек или любая группа (кроме, как мы надеемся, конкурентов), которая может выиграть или проиграть от поведения корпорации. Поскольку основным предлогом для Большой перезагрузки является глобальное изменение климата, любой человек в мире может считаться стейкхолдерам в корпоративном управлении любой крупной корпорации. И от федерального партнерства с корпорациями, которые не “служат” своим стейкхолдерам, как, например, проект трубопровода Keystone, необходимо отказаться. Расовое “равенство”, продвижение трансгендерной повестки дня и другие подобные политики идентичности также будут внедряться в схемы корпоративного участия.

Так или иначе, капитализм стейкхолдеров это просто такой паразит, который внедряется в корпорации и истощает их изнутри, в той степени, в которой эта идеология и практика находит носителей в корпоративных органах. Он представляет собой произвольный набор “внешних эффектов” и критериев для перераспределения выгод, что делает его, средством для ликвидации богатства непосредственно изнутри корпораций.

Но не верьте мне на слово. Возьмите Дэвида Кэмпбелла, британского социалиста (хотя и не марксиста) и автора книги “Провал марксизма” (1996). Кэмпбелл заявил, что марксизм потерпел крах и начал продвигать капитализм стоейкхолдеров как средство достижения тех же целей. Его спор с британским ортодоксальным марксистом Пэдди Айрлендом весьма показателен. Он представляет собой междоусобную перепалку по поводу лучших средств достижения социализма и дает нам возможность заглянуть в сознание социалистов, решивших попробовать другие, предположительно ненасильственные методы.²

Кэмпбелл осуждает Айрленда за неприятие им капитализма стейкхолдеров. Айрленд ошибочно, по мнению Кэмпбелла, считает, что капитализм стейкхолдеров невозможен. Ничто, по его мнению, не может надолго помешать неумолимому рыночному стремлению к прибыли. Рыночные силы неизбежно возьмут верх над любыми этическими соображениями, такими как интересы стейкхолдеров.

Радикальный марксизм Айрленда заставляет Кэмпбелла недоумевать. Неужели Айрленд не понимает, что его рыночный детерминизм — это именно то, что защитники “неолиберализма” утверждают как неизбежное и единственно верное средство для распределения общественого благосостояния? “Марксизм, — справедливо замечает Кэмпбелл, — можно легко идентифицировать по высмеиванию “социальных реформ”, которые с его точки зрения, мешают “революции”. Как и многие другие антиреформистские марксисты, Айрленд не смог признать, что “социальные реформы, которые [он] высмеивал, и есть революция”.³ Социализм — это не что иное, как движение, при котором “предполагаемая естественная необходимость, представленная “экономическими” императивами, заменяется сознательными политическими решениями о распределении ресурсов” (выделение мое).⁴ Этот политический социализм и есть то, что Маркс, в отличие от его ортодоксальных эпигонов, действительно подразумевал под социализмом, предполагает Кэмпбелл. Капитализм стейкхолдеров — это именно он: социализм.

Айрленд и Кэмпбелл согласны друг с другом в том, что сама идея капитализма с участием заинтересованных сторон возникла в результате того, что компании стали относительно автономными от своих акционеров. Идея управленческой независимости и, следовательно, автономии компании или корпорации была впервые рассмотрена Адольфом А. Берле и Гардинером К. Минсом в книге “Современная корпорация и частная собственность” (1932), а после них — в книге Джеймса Бернхема “Управленческая революция” (1962). В работе “Корпоративное управление, владение акциями и компания: Towards a Less Degenerate Capitalism?” Айрленд пишет об этой предполагаемой автономии: “Идея стейкхолдинга компании коренится в автономии “компании” от ее акционеров; эта автономия… может быть использована для обеспечения того, чтобы компании не действовали исключительно в интересах своих акционеров “⁵.

Айрленд утверждает, что автономия компании появилась не в результате изменений правил регистрации или юридических изменений в структуре корпорации, а с ростом крупномасштабного промышленного капитализма. Рост числа акций, а вместе с ним и появление фондового рынка, привели к тому, что акции стали легко продаваться. Акции стали “денежным капиталом”, легко обмениваемым правом на процент от прибыли, а не правом требования на активы компании. Именно в этот момент акции обрели очевидную автономию от компании, а компания — от своих акционеров.

Более того, с появлением этого рынка акции приобрели собственную автономную ценность, совершенно независимую от стоимости активов компании, а зачастую и отличную от нее. Появившись в качестве того, что Маркс называл фиктивным капиталом, они были переопределены в законодательстве как автономная форма собственности, не зависящая от активов компании. Они больше не рассматривались как справедливые интересы в имуществе компании, а как права на прибыль с собственной ценностью, права, которые можно было свободно и легко покупать и продавать на рынке.

Получив независимость от активов компаний, акции стали самостоятельными юридическими объектами, что, по всей видимости, удвоило капитал акционерных обществ. Активы теперь принадлежали компании и только ей, либо через корпорацию, либо, в случае некорпорированных компаний, через доверенных лиц. Неосязаемый акционерный капитал компании, с другой стороны, стал единоличной собственностью акционера. Теперь это были две совершенно разные формы собственности. Более того, с юридическим оформлением акции как полностью автономной формы собственности, экстернализация акционера от компании была завершена таким образом, который ранее был невозможен.⁶

Таким образом, по мнению Айрленда, возникло различие в интересах между владельцами промышленного капитала и владельцами денежного капитала, или между компанией и акционером.

Тем не менее, утверждает Айрленд, автономия компании ограничена необходимостью для промышленного капитала приносить прибыль. Стоимость акций в конечном итоге определяется рентабельностью используемых активов компании. “Компания есть и всегда будет олицетворением промышленного капитала и, как таковая, подчиняется императивам прибыльности и накопления. Это не навязано извне нейтральному и лишенному направления субъекту, а, скорее, присуще ему, лежит в основе его существования”. Эта необходимость, утверждает Пэдди, определяет границы капитализма стейкхолдеров и его неспособность к самосохранению. “Таким образом, природа компании предполагает [наличие] строгих пределов того, в какой степени ее автономия от акционеров может быть использована в интересах работников или, более того, других стейкхолдеров”⁷.

В этом пункте “неолиберал” Милтон Фридман и марксист Пэдди Айрленд пришли бы к согласию, хотя Айрленд настаивал бы на том, что причиной является извлечение “прибавочной стоимости” в процессе производства. И это согласие между Фридманом и Айрлендом является причиной того, почему Кэмпбелл отвергает аргументы Айрленда. Такой рыночный детерминизм работает только при капитализме, утверждает Кэмпбелл. Предсказания того, как компании будут вести себя в контексте рынков, действительны только до тех пор, пока существуют рыночные условия. Изменение правил компании таким образом, чтобы поставить под угрозу прибыльность, особенно, когда это делается изнутри, — это и есть социализм. Изменение поведения компаний в направлении капитализма стейкхолдеров само по себе является революционным.

Следует отметить, что понятию “капитализм” стейкхолдеров” по меньшей мере пятьдесят лет. Дебаты об эффективности капитализма стейкхолдеров начались в 1980-х годах. Они были вызваны неприятием Фридманом идеи “корпорации с душой” которая стала популярна после выхода в 1957 году работы Карла Кайзена “Социальное значение современной корпорации”. Кайзен рассматривал корпорацию как социальный институт, который должен соизмерять прибыльность с широким и растущим набором социальных обязанностей: “здесь нет места жадности; нет попыток переложить на работников или общество большую часть социальных издержек предприятия. Современная корпорация — это корпорация с душой”.⁸ Таким образом, именно Кайзен является пионером “капитализма стейкхолдеров”.

Истоки капитализма стейкхолдеров можно проследить, хотя и не по непрерывной линии, до “коммерческого идеализма “⁹ конца девятнадцатого и начала двадцатого веков, когда Эдвард Беллами и Кинг Кэмп Джиллетт, среди прочих, изобретали корпоративные социалистические утопии.¹⁰ Для этих корпоративных социалистов основным средством установления социализма была непрерывная инкорпорация всех факторов производства. Результатом инкорпорации была бы серия слияний и поглощений, пока дело не завершилось бы формированием единой глобальной монополии, в которой все “люди” имели бы равные доли. В своей работе “Всемирная корпорация” Джиллетт заявил, что “тренированный ум бизнеса и финансов не видит никакого предела для поглощения и роста корпораций, кроме окончательного поглощения всех материальных активов мира в единое корпоративное тело, под управляющим контролем одного корпоративного разума”.¹¹ Такая единая всемирная монополия станет социалистической после равного распределения акций среди населения. Капитализм стейкхолдеров не обеспечивает такого равного распределения акций, но обходит его, распределяя ценность на основе социального и политического давления.

Интересно, что Кэмпбелл заканчивает свой аргумент довольно недогматично, однозначно заявляя, что если Фридман был прав и “если сравнение [капитализма акционеров и капитализма стейкхолдеров] показывает, что исключительная максимизация биржевой стоимости акций является оптимальным способом максимизации благосостояния”, то “следует отказаться от социализма.” Если, в конце концов, максимизация человеческого благосостояния действительно является целью, а “акционерный капитализм” (или “неолиберализм”) оказывается наилучшим способом ее достижения, тогда нужно отказаться от социализма, включая капитализм стейкхолдеров.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Реактор: Владимир Золоторев

Майкл Ректенвальд

Сообщение опубликовано на официальном сайте «socialcreditsystem.ru» по материалам статьи «Большая перезагрузка, часть IV: "Капитализм стейкхолдеров" против "неолиберализма"»